— Грант знает? — поспешно спрашиваю я. — Он знает о том, почему я здесь?
Она смеется.
— Я знала, что один из них вонзит в тебя свои зубы.
— Это не…
— Лейни, мне плевать, что ты делаешь с парнями Фокс. Они хорошие люди. Они узнают только то, что ты сама им расскажешь. Так что, если мне не понадобится приехать в город из-за неприятностей, все так и останется. Как я уже сказала, чем меньше людей знают правду, тем лучше. Так безопаснее. Для всех. Особенно сейчас.
Закрыв глаза, я сосредоточиваюсь на том, что почти не дышу. Адреналин накрывает хаотичными волнами. Я с трудом выдыхаю, когда она коротко прощается.
Мне требуется секунда, чтобы вспомнить, где я нахожусь. В туалете, в самом центре книжного клуба. Мне нужно взять себя в руки и успокоить дыхание, прежде чем я покину эту комнату. В этой аляповатой ванной комнате Прю так много розового. Нежно-розовые кафельные стены, более темного цвета сиреневый унитаз и раковина. Даже коробка для салфеток имеет розовую вязаную крышку с белой кружевной отделкой, и полотенца для рук такие же. На полке над унитазом стоит ваза с гипсофилой и розовый старинный флакон духов. Я не осознаю, что улыбаюсь, пока не смотрю на себя в зеркало. Окончательно успокоившись, я пускаю холодную воду и окунаю в нее запястья. Я вытираю руки, когда слышу свое имя за дверью ванной.
Я перестаю двигаться и прислоняюсь к двери.
— Я не знаю. Наверное, она ушла. Я просто скажу это. Она не такая милая, какой притворяется. Что это была за патриархальная чушь?
Другой голос говорит:
— Думаешь, это правда? О ней и Эйсе?
Первый голос отвечает:
— Определенно. Он любит весело проводить время. Она ведь толстая, да? Я имею в виду, она не совсем привычный выбор для него.
У меня внутри все переворачивается от того, что обо мне говорят и как осуждают. Я ни черта не сделала этим женщинам. Я снова вспоминаю, почему я красила ногти в бледно-розовый оттенок, который мне не очень нравился, носила бренды, которые были слишком дороги для моего кошелька. Почему я слишком много работала, хотя это не приносило мне счастья. Я думала, что чувствовать себя значимой означает, что мне нужно внимание со стороны людей, которые подписывают мои чеки и вознаграждают меня большей ответственностью. Вот почему я не могла распознать то, чего хотела или что мне по-настоящему нравилось. Я не давала себе времени разобраться в этом. Я чувствовала себя чужой, нежеланной. И я позволила себе поверить в это. Возможно, если бы у меня была семья или близкий друг, мне было бы наплевать. Но это было не так. По крайней мере, тогда.
Дальше я слышу, как они упоминают имя Гранта, и понимаю, что не смогу просто стоять здесь и слушать.
— Я слышала, она была и с Грантом.
Другая отвечает:
— Не может быть. С Эйсом я бы поверила, но с Грантом?
Первый голос, который, как я догадываюсь, является кудрявой брюнеткой, говорит:
— Нет ни одного шанса, что они поселили бы рядом кого-то подобного. Грант ни на кого не смотрел после Фионы. Какое-то время он был гребаным занудой, но сейчас, кажется, все наладилось. На прошлой неделе я поймала его на том, что он мне улыбается.
Сомнительно.
— Я не собираюсь просить у Фоксов вечности, конечно, но я бы не отказалась прокатиться.
Достаточно. В своей прошлой жизни я снова и снова поддавалась этим чувствам. Невеста, которая считала, что я недостаточно квалифицирована, чтобы помочь ей с рассадкой гостей, или подружка невесты, которая хотела напомнить мне, что я всего лишь наемный работник. Даже жених, который считал нормальным обращаться со мной так, будто я всего лишь отвлекающий маневр. Копить негатив и недостойные чувства мне больше не интересно.
Когда я открываю дверь, все три женщины замирают с недопитыми бокалами и широко раскрытыми глазами.
— Девочки, вы говорите обо мне? — У меня нет никакого плана, но теперь, глядя на них, я думаю, насколько неловким я могу это сделать. Поэтому я улыбаюсь. — Вам не обязательно быть такими. Клишированными злодейками. Женщинами, которые чувствуют необходимость унизить незнакомого человека, чтобы придать смысл своей скучной и обыденной жизни. — Я смотрю в коридор и вижу, что несколько человек прислушиваются к нашему разговору, но я продолжаю. — Я бы хотела найти здесь новых друзей, но спасибо, что позволили мне избежать встречи с неподходящими.
Я смотрю на них по очереди, но, похоже, ни одна не собирается извиняться. Надо бы сделать это незабываемым.
— Фиаско теперь и мой дом. И если вы хотите распускать обо мне слухи, то позвольте мне убедиться, что вы ничего не перепутали. Меня зовут Лейни Янг, и я из Колорадо. Семья Фоксов — мои друзья. За исключением Гранта — тут вы были правы. Он… — Я вздыхаю, потому что он, действительно, достоин вздохов. — Скажем так, рот у этого мужчины просто восхитительный.
У всех троих отвисают челюсти, давая мне понять, что я произвела впечатление.
Я поворачиваюсь, изо всех сил стараясь держать свои эмоции под контролем. Я могу позволить себе расплакаться, когда окажусь за дверью.
Я слышу, как одна из них шепчет:
— Это только что произошло?
— О! Я забыла. — Я оборачиваюсь. — Можешь идти нахрен за то, что назвала меня толстой. — Я тыкаю пальцем в одну из них.
Я держусь из последних сил, благодарю Прю за гостеприимство, машу Гризу, натянуто улыбаясь, и выбегаю за дверь. Я дождусь, пока вернусь в свой коттедж, прежде чем обдумать новости от Би и пережить дерьмо этого дня.
Меня раньше никогда не приглашали в книжный клуб, и как бы мне ни хотелось вписаться в него, мне больше нравится, что я не вписываюсь.
Глава 22
Грант
— Я думаю, мы проведем дегустацию, а потом разольем все по бутылкам на месте, прямо во время экскурсии, — говорит Линкольн. Он хочет сделать празднование 100-летней годовщины как можно более запоминающимся.
И я поддерживаю его.
— Я бы это запомнил.
— Нет, если вы весь день пили и праздновали. Это отнимет много времени и сил. И ради чего? Ради какого-то дерьма в социальных сетях? — говорит Эйс, закинув ноги на стол.
— Лейни сказала, что это отличный способ вовлечь людей в процесс. Эксклюзивность этого позволит им почувствовать себя частью общего дела, — отвечает Линкольн.
Упоминание ее имени заставляет меня вспомнить об этих красивых губах и о том, как сильно я облажался, поцеловав ее. Мне мало одного поцелуя.
— Ты уже так сильно возбудился? — говорит Эйс Линкольну. Он переводит взгляд на меня, возможно, думая, что я сочту это забавным, но в ответ получает лишь свирепый взгляд. Этот молчаливый диалог — все, что нужно моему старшему брату, чтобы понять, что он только что ступил на опасную территорию.
— Помнишь, ты просил сказать тебе, когда ты начинаешь говорить как бизнесмен, а не как почитатель бурбона? — спрашивает Линкольн, подперев кулаком подбородок.
Эйс откидывается на спинку стула и поднимает руки за голову.
— Ага, и ты хочешь сказать, что это происходит сейчас?
Настала моя очередь вмешаться.
— Нет, ты уже давно больше занимаешься бизнесом, чем бурбоном. Почти столько же, сколько я в команде.
Эйс прищуривается, и в этот момент я понимаю, что последует дальше. Он взбешен моим замечанием. Я всегда знаю, когда задеваю его за живое. Сейчас он впадет в ярость.
— Так вот как ты теперь это называешь, Грант? Командой? Потому что, с моей точки зрения, ты приходишь, делаешь свое дело, а потом уходишь. Ты не был на собрании совета директоров, на собрании по дистрибьюции… Черт, я даже не думаю, что ты брал пробу хоть с одной бочки за последние десять лет.
Ни с одной. Но он этого не знает. И Линк тоже.
— То, что ты думаешь, что я должен делать именно это, чтобы считаться частью команды, — это, блядь, как раз тот самый наглядный пример, старший брат.
Линкольн, вечный миротворец, встает через секунду после меня. Эйс просто ухмыляется, как придурок, поэтому я прицеливаюсь пониже.